Л.Н. Толстой

  



 КАК ЧЕРТЕНОК КРАЮШКУ ВЫКУПАЛ  



Выехал бедный мужик пахать, не завтракамши, и взял с собой из дома краюшку 
хлеба. Перевернул мужик соху, отвязал сволока, положил под куст; тут же положил 
краюшку хлеба и накрыл кафтаном. Уморилась лошадь, и проголодался мужик. Воткнул 
мужик соху, отпряг лошадь, пустил ее кормиться, а сам пошел к кафтану пообедать. 
Поднял мужик кафтан — нет краюшки; поискал, поискал, повертел кафтан, потряс — 
нет краюшки. Удивился мужик. “Чудное дело, — думает. — Не видал никого, а унес 
кто-то краюшку”. А это чертенок, пока мужик пахал, утащил краюшку и сел за 
кустом послушать, как будет мужик ругаться и его, черта, поминать. 
Потужил мужик. 
— Ну, да, — говорит, — не умру с голоду! Видно, тому нужно было, кто ее унес. 
Пускай ест на здоровье! 
И пошел мужик к колодцу, напился воды, отдохнул, поймал лошадь, запряг и стал 
опять пахать. 
Смутился чертенок, что не навел мужика на грех, и пошел сказаться набольшему 
черту. Явился к набольшему и рассказал, как он у мужика краюшку унес, а мужик 
заместо того, чтобы выругаться, сказал: “На здоровье!” Рассердился набольший 
дьявол. 
— Коли, — говорит, — мужик в этом деле верха над тобою взял, ты сам в этом 
виноват: не умел. Если, — говорит, — мужики, а за ними и бабы такую повадку 
возьмут, нам уж не при чем и жить станет. Нельзя этого дела так оставить! 
Ступай, — говорит, — опять к мужику, заслужи эту краюшку. Если ты в три года 
сроку не возьмешь верха над мужиком, я тебя в святой воде выкупаю! 
Испугался чертенок, побежал на землю, стал придумывать, как свою вину заслужить. 
Думал, думал и придумал. Обернулся чертенок добрым человеком и пошел к бедному 
мужику в работники. И научил он мужика в сухое лето посеять хлеб в болоте. 
Послушался мужик работника, посеял в болоте. У других мужиков все солнцем 
сожгло, а у бедного мужика вырос хлеб густой, высокий, колосистый. Прокормился 
мужик до нови, и осталось еще много хлеба. На лето научил работник мужика 
посеять хлеб на горах. И выпало дождливое лето. У людей хлеб повалялся, попрел и 
зерна не налило, а у мужика на горах обломный хлеб уродился. Осталось у мужика 
еще больше лишнего хлеба. И не знает мужик, что с ним делать. 
И научил работник мужика затереть хлеб и вино курить. Накурил мужик вина, стал 
сам пить и других поить. Пришел чертенок к набольшему и стал хвалиться, что 
заслужил краюшку. Пошел набольший посмотреть. 
Пришел к мужику, видит — созвал мужик богачей, вином их угощает. Подносит 
хозяйка вино гостям. Только стала обходить, зацепилась за стол, пролила стакан. 
Рассердился мужик, разбранил жену. 
— Ишь, — говорит, — чертова дура! разве это помои, что ты, косолапая, такое 
добро наземь льешь? 
Толканул чертенок набольшего локтем: “Примечай, — говорит, — как он теперь не 
пожалеет краюшки”. 
Разбранил хозяин жену, стал сам подносить. Приходит с работы бедный мужик, 
незваный; поздоровался, присел, видит — люди вино пьют; захотелось и ему с 
устали винца выпить. Сидел-сидел, глотал-глотал слюни, — не поднес ему хозяин; 
только про себя пробормотал:“Разве на всех вас вина напасешься!” 
Понравилось и это набольшему черту. А чертенок хвалится: “Погоди, то ли еще 
будет”. 
Выпили богатые мужики, выпил и хозяин. Стали они все друг к дружке подольщаться, 
друг дружку хвалить и масленые облыжные речи говорить. 
Послушал, послушал набольший, — похвалил и за это. “Коли, — говорит, — от этого 
питья так лисить будут да друг дружку обманывать, они у нас все в руках будут”. 
— “Погоди, — говорит чертенок, — что дальше будет; дай они по другому стаканчику 
выпьют. Теперь они, как лисицы, друг перед дружкой хвостами виляют, друг дружку 
обмануть хотят, а погляди, сейчас как волки злые сделаются”. 
Выпили мужики по другому стаканчику, стала у них речь погромче и погрубее. 
Вместо масленых речей стали они ругаться, стали друг на дружку обозляться, 
сцепились драться, исколупали друг дружке носы. Ввязался в драку и хозяин, 
избили и его. 
Поглядел набольший, и понравилось ему и это. 
— Это, — говорит, — хорошо. 
А чертенок говорит: “Погоди, то ли еще будет! Дай они выпьют по третьему. Теперь 
они как волки остервенились, а дай срок, по третьему выпьют, сейчас как свиньи 
сделаются”. 
Выпили мужики по третьему. Рассолодели совсем. Бормочут, кричат сами не знают 
что и друг дружку не слушают. Пошли расходиться — кто порознь, кто по двое, кто 
по трое, — повалялись все по улицам. Вышел провожать гостей хозяин, упал носом в 
лужу, измазался весь, лежит как боров, хрюкает. 
Еще пуще понравилось это набольшему. 
“Ну, — говорит, — хорошо питье ты выдумал, заслужил краюшку. Скажи ж ты мне, — 
говорит, — как ты это питье сделал? Не иначе ты сделал, как напустил туда сперва 
лисьей крови: от нее-то мужик хитрый, как лисица, сделался. А потом — волчьей 
крови: от нее-то он обозлился, как волк. А под конец подпустил ты, видно, свиной 
крови: от нее-то он свиньей стал”. 
— Нет, — говорит чертенок, — я не так сделал. Я ему всего только и сделал, что 
хлеба лишнего зародил. Она, эта кровь звериная, всегда в нем живет, да ей ходу 
нет, когда хлеба с нужду рожается. Тогда он и последней краюшки не жалел, а как 
стали лишки от хлеба оставаться, стал он придумывать, как бы себя потешить. И 
научил я его потехе — вино пить. А как стал он божий дар в вино курить для своей 
потехи, поднялась в нем и лисья, и волчья, и свиная кровь. Теперь только бы вино 
пил, всегда зверем будет. 
Похвалил набольший чертенка, простил его за краюшку хлеба и у себя в старших 
поставил. 


 


Вернуться к разделу «Толстой»