Л.Н. Толстой
 АССИРИЙСКИЙ ЦАРЬ АСАРХАДОН 

Ассирийский царь Асархадон завоевал царство царя Лаилиэ, разорил и сжег все 
города, жителей всех перегнал в свою землю, воинов перебил, самого же царя 
Лаилиэ посадил в клетку. 
Лежа ночью на своей постели, царь Асархадон думал о том, как казнить Лаилиэ, 
когда вдруг услыхал подле себя шорох и, открыв глаза, увидал старца с длинной 
седой бородой и кроткими глазами. 
— Ты хочешь казнить Лаилиэ? — спросил старец. 
— Да, — отвечал царь. — Я только не придумал, какой казнью казнить его. 
— Да ведь Лаилиэ это ты, — сказал старец. 
— Это неправда, — сказал царь, — я — я, а Лаилиэ — Лаилиэ. 
— Ты и Лаилиэ — одно, — сказал старец. — Тебе только кажется, что ты не Лаилиэ и 
Лаилиэ не ты. 
— Как кажется? — сказал царь. — Я вот лежу на мягком ложе, вокруг меня покорные 
мне рабы и рабыни, и завтра я буду так же, как сегодня, пировать с моими 
друзьями, а Лаилиэ, как птица, сидит в клетке и завтра будет с высунутым языком 
сидеть на колу и корчиться до тех пор, пока издохнет и тело его не будет 
разорвано псами. 
— Ты не можешь уничтожить его жизнь, — сказал старец. 
— А как же те четырнадцать тысяч воинов, которых я убил и из тел которых я 
сложил курган? — сказал царь. — Я жив, а их нет; стало быть, я могу уничтожить 
жизнь. 
— Почему ты знаешь, что их нет? 
— Потому что я не вижу их. Главное же то, что они мучались, а я нет, им было 
дурно, а мне хорошо. 
— И это тебе кажется. Ты мучал сам себя, а не их. 
— Не понимаю, — сказал царь. 
— Хочешь понять? 
— Хочу. 
— Подойди сюда, — сказал старец, указывая царю на купель, полную водой. 
Царь встал и подошел к купели. 
— Разденься и войди в купель. 
Асархадон сделал то, что велел ему старец. 
— Теперь, как только я начну лить на тебя эту воду, — сказал старец, зачерпнув 
воды в кружку, — окунись с головой. 
Старец нагнул кружку над головой царя, и царь окунулся. 
И только что царь Асархадон окунулся, он почувствовал себя уже не Асархадоном, а 
другим человеком. И вот, чувствуя себя этим другим человеком, он видит себя 
лежащим на богатой постели рядом с красавицей женщиной. Он никогда не видал этой 
женщины, но он знает, что это жена его. Женщина эта приподнимается и говорит 
ему: “Дорогой мой супруг Лаилиэ, ты устал от трудов вчерашнего дня и потому спал 
дольше обыкновенного, но я берегла твой покой и не будила тебя. Теперь же князья 
ожидают тебя в большой палате. Одевайся и выходи к ним”. 
И Асархадон, понимая из этих слов, что он — Лаилиэ, и не только не удивляясь 
этому, но удивляясь тому, что он до сих пор не знал этого, встает, одевается и 
идет в большую палату, где князья ожидают его. 
Князья земным поклоном встречают своего царя Лаилиэ, потом встают и по его 
приказу садятся перед ним, и старший из князей начинает говорить о том, что 
нельзя долее терпеть всех оскорблений злого царя Асархадона и надо идти войной 
против него. Но Лаилиэ не соглашается с ним, а велит послать послов к 
Асархадону, чтобы усовестить его, и отпускает князей. После этого он назначает 
почтенных людей послами и внушает им подробно то, что они должны передать царю 
Асархадону. 
Окончив эти дела, Асархадон, чувствуя себя Лаилиэм, выезжает в горы на охоту за 
дикими ослами. Охота удачна. Он сам убивает двух ослов и, возвратившись домой, 
пирует с своими друзьями, глядя на пляску невольниц. 
На другой день, по обыкновению, он выходит на двор, где ожидают его просители, 
подсудимые и тяжущиеся, и решает представляемые ему дела. Окончив эти дела, он 
едет опять на любимую свою забаву — охоту. И в этот день ему удается самому 
убить старую львицу и захватить ее двух львенков. После охоты он опять пирует с 
своими друзьями, забавляясь музыкой и пляской, а ночь проводит с любимой женой 
своей. 
Так живет он дни и недели, ожидая возвращения послов, отправленных к тому царю 
Асархадону, которым он был прежде. Послы возвращаются только через месяц и 
возвращаются с отрезанными носами и ушами. 
Царь Асархадон велит сказать Лаилиэ, что то, что сделано с его послами, будет 
сделано и с ним, если он сейчас же не пришлет назначенную дань серебра, золота и 
кипарисового дерева и не приедет сам на поклон к нему. 
Лаилиэ, бывший прежде Асархадоном, опять собирает князей и советуется с ними о 
том, что надо делать. Все в один голос говорят, что надо, не дожидаясь нападения 
Асархадона, идти на него войною. Царь соглашается и, становясь во главе войска, 
идет в поход. Поход продолжается 7 дней. Каждый день царь объезжает поиска и 
возбуждает мужество своих воинов. На 8-й день его войска сходятся с войсками 
Асархадона в широкой долине на берегу реки. Войска Лаилиэ храбро дерутся, но 
Лаилиэ, бывший прежде Асархадоном, видит, что враги, как муравьи, сбегаются с 
гор, затопляют долину и одолевают его войска, и бросается на своей колеснице в 
середину битвы, колет и рубит врагов. Но воинов Лаилиэ сотни, а Асархадона 
тысячи, и Лаилиэ чувствует, что он ранен и что его берут в плен. 
Девять дней он с другими пленниками идет связанный среди воинов Асархадона. На 
10-й день его приводят в Ниневию и сажают в клетку. 
Лаилиэ страдает не столько от голода и раны, сколько от стыда и бессильной 
злобы. Он чувствует себя бессильным отплатить врагу за все зло, которое он 
терпит. Одно, что он может, это то, чтобы не доставить своим врагам радости 
видеть его страдания, и он твердо решил мужественно, без ропота, переносить все 
то, что с ним будет. 
20 дней сидит он в клетке, ожидая казни. Он видит, как проводят на казнь его 
родных и друзей, слышит стоны казнимых, которым одним отрубают руки и ноги, с 
других с живых сдирают кожу, и не выказывают ни беспокойства, ни жалости, ни 
страха. Видит, как евнухи ведут связанную любимую жену его. Он знает, что ее 
ведут в рабыни к Асархадону. И он переносит и это без жалобы. 
Но вот два палача отпирают клетку и, затянув ему ремнем руки за спиной, подводят 
его к залитому кровью месту казней. Лаилиэ видит острый окровавленный кол, с 
которого только что сорвали тело умершего на нем друга Лаилиэ, и догадывается, 
что кол этот освободили для его казни. 
С него снимают одежду. Лаилиэ ужасается на худобу своего когда-то сильного 
красивого тела. Два палача подхватывают это тело за худые ляжки, поднимают и 
хотят опустить на кол. 
— Сейчас смерть, уничтожение, — думает Лаилиэ и, забывая свое решение выдержать 
мужественно спокойствие до конца, рыдая, молит о пощаде. Но никто не слушает 
его. 
— Да это не может быть, — думает он, — я, верно, сплю. Это сон. — И он делает 
усилие, чтобы проснуться. — Ведь я не Лаилиэ, я Асархадон, — думает он. 
— Ты и Лаилиэ, ты и Асархадон, — слышит он какой-то голос и чувствует, что казнь 
начинается. Он вскрикивает и в то же мгновение высовывает голову из купели. 
Старец стоит над ним, выливая ему на голову последнюю воду из кружки. 
— О, как ужасно мучался я! И как долго! — говорит Асархадон. 
— Как долго? — говорит старец. — Ты только что окунул голову и тотчас опять 
высунул ее; видишь, вода из кружки еще не вся вылилась. Понял ли ты теперь? 
Асархадон ничего не отвечает и только с ужасом глядит на старца. 
— Понял ли ты теперь, — продолжает старец, — что Лаилиэ — это ты, и те воины, 
которых ты предал смерти — ты же. И не только воины, но и те звери, которых ты 
убивал на охоте и пожирал на своих пирах, были ты же. Ты думал, что жизнь только 
в тебе, но я сдернул с тебя покрывало обмана, и ты увидал, что, делая зло 
другим, ты делал его себе. Жизнь одна во всем, и ты проявляешь в себе только 
часть этой одной жизни. И только в этой одной части жизни, в себе, ты можешь 
улучшить или ухудшить, увеличить или уменьшить жизнь. Улучшить жизнь в себе ты 
можешь только тем, что будешь разрушать пределы, отделяющие твою жизнь от других 
существ, будешь считать другие существа собою — любить их. Уничтожить же жизнь в 
других существах не в твоей власти. Жизнь убитых тобою существ исчезла из твоих 
глаз, но не уничтожилась. Ты думал удлинить свою жизнь и укоротить жизнь других, 
но ты не можешь этого сделать. Для жизни нет ни времени, ни места. Жизнь 
мгновения и жизнь тысячи лет, и жизнь твоя и жизни всех видимых и невидимых 
существ мира равны. Жизнь уничтожить и изменить нельзя, потому что она одна 
только и есть. Все остальное нам только кажется. 
Сказав это, старец исчез. 
*** 
На другое утро царь Асархадон велел отпустить Лаилиэ и всех пленных и прекратил 
казни. 
На третий день он призвал сына своего Ашурбанипала и передал ему царство, а сам 
сначала удалился в пустыню, обдумывая то, что узнал. А потом он стал ходить в 
виде странника по городам и селам, проповедуя людям, что жизнь одна и что люди 
делают зло только себе, когда хотят делать зло другим существам. 



Вернуться к разделу "Толстой"