Л.Н. Толстой
 РАЗГОВОР С ПРОХОЖИМ. 


Вышел рано. На душе хорошо, радостно. Чудное утро, солнце только вышло из-за 
деревьев, роса блестит и на траве, и на деревьях. Все мило, и все милы. Так 
хорошо, что умирать не хочется. Точно, не хочется умирать. Пожил бы еще в этом 
мире, с такой красотой вокруг и радостью на душе. Ну, да это не мое дело, а 
хозяина... 
Подхожу к деревне; против первого дома, на дороге, ко мне боком, стоит не 
двигается человек. Очевидно, ждет чего-то или кого-то, ждет так, как умеют ждать 
только рабочие люди, — без нетерпения, без досады. Подхожу ближе — крестьянин, 
бородатый, косматый, с проседью, здоровенный, простое рабочее лицо. Курит не 
цигарку бумажную, а трубочку. Поздоровались. 
— Где тут Алексей, старик, живет? — спрашиваю. 
— Не знаю, милый, мы нездешние. 
Не я нездешний, а мы нездешние. Одного русского человека почти никогда нет 
(нечто когда он делает что-нибудь плохое, тогда — я). А то семья — мы, артель — 
мы, обчество — мы. 
— Нездешние? Откуда же? 
— Калуцкие мы. 
Я показал на трубку. 
— А сколько в год прокуришь? Рубля три, я чай? 
— Три? Не управишься еще на три. 
— А что бы бросить? 
— Как ее бросишь, привычка. 
— Я тоже курил, бросил; как хорошо, легко. 
— Известное дело. Да скучно без ней. 
— А брось, и скуки не будет. Ведь хорошего в ней мало. 
— Что же хорошего. 
— Не хорошо, так и делать не надо. На тебя глядя, и другой станет. А пуще всего 
молодые ребята. Скажут: вот старый курит, а нам и бог велел. 
— Так-то так. 
— И сын станет, на тебя глядя. 
— Известное дело, и сын тоже... 
— Так брось. 
— Бросил бы, да скучно без ней, едят ее мухи. От скуки больше. Станет скучно, 
сейчас за нее. Вся беда — скучно. Так скучно другой раз... скучно, скучно, — 
протянул он. 
— А от скуки лучше о душе подумать. 
Он вскинул на меня глазами, лицо его вдруг стало совсем другое, внимательное, 
серьезное, не такое, как прежде, добродушно-шутливое, бойкое, краснобайное. 
— Об душе подумать, об душе, значит? — проговорил он, пытливо глядя мне в глаза. 

— Да, о душе подумаешь и все глупости оставишь. 
Лицо его ласково просияло. 
— Верно это, старичок. Верно ты говоришь. Об душе первое дело. Первое дело об 
душе. (Он помолчал.) Спасибо, старичок. Верно это. (Он указал на трубку.) Это 
что, одни пустяки, о душе первое дело, — повторил он. — Верно ты говоришь. — И 
лицо его стало еще добрее и серьезнее. 
Я хотел продолжать разговор, но к горлу что-то подступило (я очень слаб стал на 
слезы), не мог больше говорить, простился с ним и с радостным, умиленным 
чувством, глотая слезы, отошел. 
Да как же не радоваться, живя среди такого народа, как же не ждать всего самого 
прекрасного от такого народа? 
9 сен. 1909 
Крекшино 


 
Вернуться к разделу "Толстой"